Лейли и Меджнун: Низами Гянджеви: короткая биография и начало поэмы - продолжение следует. Лейли и Меджнун: Низами Гянджеви: короткая биография и начало поэмы - продолжение следует О том, что не следует отнимать у людей насущный хлеб

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Низами Гянджеви
ЛЕЙЛИ И МЕДЖНУН

Причина сочинения книги


Однажды, благоденствием объят,
Я наслаждался, словно Кай-Кубад.

«Не хмурься, – думал, – брови распрями,
Перечитай „Диван“ свой, Низами».

Зерцало жизни было предо мной!
И будто ветер ласковой волной

Волос коснулся, возвестив рассвет,
Благоуханных роз даря букет.

Я – мотылек, светильник мной зажжен;
Я – соловей, – сад словно опьянен,

Услышав трели, что слагал певец,
Слов драгоценных я раскрыл ларец.

Калам свой жемчугами отточа,
Я стал велеречивей турача.

Я полагал: «Твори, настал твой час -
Судьба благоприятствует сейчас.

Доколе проводить впустую дни?
Кончай с бездельем, вкруг себя взгляни!

Верши добро и вкусишь от щедрот!
Кто в праздности живет – никчемен тот».

Бродягу-пса удача обошла,
И не заслужит пустобрех мосла.

Мир – это саз, коль жить с ним хочешь в лад,
Настрой его на свой, особый лад.

Тот гордо дышит воздухом родным,
Кто, словно воздух, всем необходим.

Подобием зерцала надо стать.
Чтоб сущий мир правдиво отражать.

Коль ты противоречишь всем вокруг,
То издает твой саз фальшивый звук.

«О, если б муж, причастный к сонму сил,
Заказ достойный мне сейчас вручил!»

Так о работе я мечтал, когда
Явилась вдруг желанная звезда.

«Трудись, счастливец, позабудь про сон
И будешь ты судьбой вознагражден!»

И совершилось чудо наконец -
Посланье шаха мне вручил гонец.

Я с наслажденьем вчитываться смог
В пятнадцать дивных, несравненных строк.

Светились буквы, разгоняя мрак,
Как драгоценный камень шаб-чираг.

«Властитель слов, кудесник, Низами,
Раб дружбы верной, наш привет прими.

Вдыхая воздух утренней зари,
Пером волшебным диво сотвори.

Найди проникновенные слова,
Достигни совершенства мастерства.

Любовь Меджнуна славится в веках,
Воспой ее в возвышенных стихах.

Так опиши невинную Лейли,
Чтоб жемчугами строки расцвели.

Чтоб прочитав, я молвил: „Мой певец
И впрямь усладу создал для сердец.

Любовь возвел на высший пьедестал
И кистью живописца расписал“.

Шахиней песен повесть стать должна,
И слов казну растрачивай сполна.

У персов и арабов можешь ты
Убранство взять для юной красоты.

Ты знаешь сам, двустиший я знаток,
Подмену замечаю в тот же срок.

Подделкою себя не обесславь,
Чистейшее нам золото поставь.

И не забудь: для шахского венца
Ты отбираешь перлы из ларца.

Мы во дворце не терпим тюркский дух,
И тюркские слова нам режут слух.

Песнь для того, кто родом знаменит,
Слагать высоким слогом надлежит!»

Я помертвел, – выходит, что судьба
Кольцо мне вдела шахского раба!

Нет смелости, чтоб отписать отказ,
Глаз притупился, слов иссяк запас.

Пропал задор, погас душевный жар, -
Я слаб здоровьем и годами стар.

Чтоб получить поддержку и совет,
Наперсника и друга рядом нет.

Тут Мухаммед, возлюбленный мой сын, -
Души моей и сердца властелин,

Скользнув в покой как тень, бесшумно-тих,
Взяв бережно письмо из рук моих,

Проговорил, припав к моим стопам:
«Внимают небеса твоим стихам.

Ты, кто воспел Хосрова и Ширин,
Людских сердец и мыслей властелин,

Прислушаться ко мне благоволи,
Восславь любовь Меджнуна и Лейли.

Два перла в паре – краше, чем один,
Прекрасней рядом с павою павлин.

Шах просит сочинить тебя дастан,
Царю Иран подвластен и Ширван,

Ценителем словесности слывет,
Искусства благодетель и оплот.

Коль требует, ему не откажи,
Вот твой калам, садись, отец, пиши!»

На речи сына я ответил так:
«Твой ум остер и как зерцало зрак!

Как поступить? Хоть замыслов полно,
Но на душе и смутно и темно.

Предписан мне заране узкий путь,
С него мне не дозволено свернуть.

Ристалище таланта – тот простор,
Где конь мечты летит во весь опор.

Сказанье это – притча давних дней -
Веселость мысли несовместна с ней.

Веселье – принадлежность легких слов,
А смысл легенды важен и суров.

Безумья цепи сковывают ум,
От звона их становишься угрюм.

Зачем же направлять мне скакуна
В края, где неизведанность одна?

Там ни цветов, ни праздничных утех,
Вино не льется и не слышен смех.

Ущелья гор, горючие пески
Впитали песни горестной тоски.

Доколе наполнять печалью стих?
Песнь жаждет слов затейливо-живых.

Легенды той, грустней которой нет,
Поэты не касались с давних лет.

Знал сочинитель, смелость в ком была,
Что изломает, приступив, крыла.

Но повелел писать мне Ширваншах,
И в честь его дерзну в своих стихах,

Не жалуясь на замкнутый простор,
Творить, как не случалось до сих пор.

Чтоб шах сказал: „Воистину слуга
Передо мной рассыпал жемчуга!“

Чтоб мой читатель, коль не мертвый он,
Забыв про все, стал пламенно влюблен».

И если я поэзии халиф,
Наследник, настоянье проявив,

На уговоры тратил много сил,
Чтоб я ларец заветный приоткрыл.

«Любви моей единственный дастан, -
Промолвил сын, – души моей тюльпан,

Стихи тобою тоже рождены,
И братьями моими стать должны.

Они – созданья духа твоего,
Рождай, пиши, являя мастерство.

Сказ о любви, и сладость в нем и боль,
Он людям нужен, как для пищи соль.

Мысль – это вертел, а слова – шашлык,
Их нанизав, напишешь книгу книг.

Вертеть шампур ты должен над огнем,
Чтоб усладить едою всех потом.

Легенда, как девичий нежный лик,
Который к украшеньям не привык.

Но, чтоб невеста восхищала взор,
Одень ее в сверкающий убор.

Она – душа, природный тот кристалл,
Который ювелир не шлифовал.

Дыханием легенду оживи,
Воспой в стихах величие любви.

Твори, отец! А я склонюсь в мольбе,
Чтоб вдохновенье бог послал тебе!»

Реченья сына – глас самих судеб!
Совету внемля, сердцем я окреп.

В бездонных копях, в самой глубине
Стал эликсир искать, потребный мне.

В поэзии быть кратким надлежит,
Путь длительный опасности таит.

Размер короткий, мысли вольно в нем,
Как скакуну на пастбище степном.

В нем мерный бег морских раздольных волн,
Движением и легкостью он полн.

Размером тем писалось много книг -
Никто в нем совершенства не достиг.

И водолаз доселе ни один
Перл не достал из плещущих глубин.

Бейт должен быть с жемчужиною схож,
В двустишиях изъяна не найдешь.

Я клад искал, трудна моя стезя,
Но отступиться в поисках нельзя.

Я вопрошал – ответ мой в сердце был,
Копал я землю – вмиг источник бил.

Сокровищем ума, как из ларца,
Я одарил поэму до конца.

Создать в четыре месяца я смог
Четыре тыщи бейтов, звучных строк.

Коль не было б докучных мелочей,
Сложил бы их в четырнадцать ночей.

Да будет благодатью взыскан тот,
Кто благосклонно встретит этот плод.

О, если б расцвести она смогла б,
Как «си», «фи», «дал», когда придет раджаб!

Пятьсот восемьдесят четвертый год
Поэмы завершенье принесет.

Закончен труд, я отдых заслужил,
На паланкин поэму возложил.

К ней доступ я закрою на запор,
Пока мой шах не вынес приговор.

Жалоба на завистников и злопыхателей


О сердце, не удерживай порыв,
Не должен быть оратор молчалив.

Средь златоустов, на арене слов,
Я превзошел искусных мастеров.

Достаток мой – усилий долгих плод,
Сокровищница мысли мне дает.

Открыв простор волшебному коню,
Свое я Семиглавье сочиню.

Такое мне досталось волшебство,
Что отрицать бессмысленно его.

За чародейство слов – творцу почет,
«Зерцалом тайн» прозвал меня народ.

Меч языка разящий создал стих,
Он чудотворен, как пророк Масих,

И обладает силою такой,
Что «Джазр-асамм» раскроется глухой.

В моих словах святой огонь живет -
Тот, кто коснется, пальцы обожжет.

Поэзии могучая река
Прославилась в мой век на все века.

А дармоеды, их презренный сброд,
Кормиться счастлив от моих щедрот.

Добычу лев сражает наповал;
Объедками питается шакал.

Я съесть могу лишь то, что в силах съесть,
Но прихлебаев у меня не счесть.

Завистники, аллах, избавь от них!
Злословят и хулят мой плавный стих.

Передо мной пластаются, как тень,
Но за глаза поносят всякий день.

Газели сочиню – раздумий плод -
Злоречный за свои их выдает.

Двустишия торжественных касыд
Он подражаньем жалким осквернит.

А если сочиняет он дастан,
Скажу я так: подделка и обман.

Не полновесным золотом монет,
Фальшивой медью он дурачит свет.

Мартышка людям подражать взялась -
Зерцалом звездным стать не может грязь.

Сияет и лучится яркий свет,
Но тень за ним скользит бесшумно вслед.

О наша тень, ничтожна и смешна,
За человеком следует она.

Столь неотступно, тою же тропой,
За провожатым следует слепой.

Пророк был тени собственной лишен, -
Чужими он тенями окружен.

Знай, океан с прозрачной глубиной
Не замутит бродячий пес слюной.

Бесчинства желтоухие творят, -
От гнева щеки у меня горят.

Я – океан в спокойных берегах,
Гляжу на них с усмешкой на устах,

Я – светоч, пальцем по нему стуча,
Хотят, чтоб ярче вспыхнула свеча.

Я не железный, тяжко зло сносить,
Зачем с каменносердыми мне быть.

Пусть я прославлен как добытчик слов,
Но у меня немало есть врагов.

И бесноватость не избыть врагам;
Недуг приходит к ним по четвергам.

Чтоб оправдаться, мой обчистив двор,
Хозяина поносит наглый вор.

Когда облава на воров идет:
«Держите вора!» – первым вор орет.

Пускай воруют, так тому и быть, -
Но злоязычья не могу простить.

Талант мой видят, но не признают,
Без пониманья образы крадут.

Коль зрячий вор, да будет он слепым!
А коль он слеп, то станет пусть немым!

Сгорая от стыда, терплю их срам.
Мое молчанье на руку врагам!

Быть может, здесь потребна прямота,
Ступай и крикни: «Дверь не заперта!»

О, если б я корыстью был ведом,
Какое бы несчастье было в том!

Скрывая в рукавах весь мир щедрот,
Смотреть не стану, как ворует сброд!

Для слуг моя распахнута сума,
Пусть пользуются этим задарма.

Жемчужин у меня моря полны -
Мне мелкие воришки не страшны.

Сокровище хранят замок и меч.
А рута красоту должна сберечь.

От сглаза мать дала мне руту в дар,
Железным стал я, как Исфандиар.

Мне «Низами» прозвание дано,
Имен в нем тыща и еще одно.

Обозначенье этих букв благих
Надежней стен гранитных крепостных.

Хранит мое богатство бастион,
И я от постягательств огражден.

Сокровищнице в крепости такой
Подкоп не угрожает никакой.

Где жемчуга, там змеи тут как тут.
Колючки сладкий финик стерегут.

Кто удостоен славы на земле.
Завистной подвергается хуле.

Был братьями Юсуф за красоту
В колодезную брошен темноту.

Иса с дыханьем благостно-живым
Был в Иудее мучим и гоним.

Чтит Мухаммеда набожный араб,-
Преследовал его Абу-Лахаб.

И на земле никто не избежал,
Вкушая мед, пчелиных острых жал.

Просьба о прощении за свои жалобы


С тех пор, когда мое возникло «Я»,
Не обижал я даже муравья,

Жемчужин не искал в чужих морях,
Помехой не служил в чужих делах.

Сам недругов порочить не мастак -
Я не хулил завистливых собак.

С достоинством и выдержкою льва
Я слушал поносящие слова.

Я знал, что ярость лучше затаить
И лучше о врагах не говорить.

Купец, видавший не один базар,
Оценит и похвалит наш товар.

Враг, вздумав руку на меня занесть,
Сам враг себе, свою пятнает честь.

Пусть сердце вздор докучный не гнетет,
Достанет сердцу собственных забот.

Ты, сердце, – роза, нежен твой цветок,
Лобзай того, кто рвет тебя не в срок.

Хлеб собственною кровью добывай,
Коль безголовый, шапку не снимай.

Уж лучше униженье испытать,
Чем с торгашами дружбу затевать.

Об отказе от служения царям


Стань тем лучом, что согревает мир,
Не для тебя Джамшида пышный пир.

Тебе царей подачки не нужны,
С бесчестием они сопряжены.

С опаской в царский заходи чертог,
Царь – пламень жаркий, ты – соломы стог,

Был мотылек огнем свечи прельщен,
Но, прилетев на пир, испепелен.

О виночерпий, я с трудом дышу,
Вина благословенного прошу.

Того вина, что чище серебра,
Того, что открывает мир добра.

О том, что не следует отнимать у людей насущный хлеб


Будь счастлив долей собственной своей
И посягать на хлеб чужой не смей.

Заносчиво надев чужой халат,
Сам пред судьбою будешь виноват.

Коль птица к солнцу устремит полет,
Ее за дерзость солнце обожжет.

Колеса переедут ту змею,
Что пред арбою ляжет в колею.

Бряцающий оружием захид,
Вступая в драку, будет сам избит.

Бессмысленно лисе бороться с львом,
Гранитных стен не расшибают лбом.

Друг кравчий, восклицая: «Пей до дна!»
Налей мне искрометного вина,

Чтоб, эликсиром радости объят,
Я стал счастливым, словно Кай-Кубад.

О радости служения народу


Коль ты не камень – действуй и живи,
Коль не хромец – дороги не прерви.

Отряхивая пыль с усталых ног,
Шагай вперед по войлоку дорог.

Пляши, коль надо, не сходя с тропы,
Пусть на пути колючие шипы.

Отдай коня, пешком иди вперед,
С лицом открытым, не страшась невзгод.

Устав в пути, себя не береги,
Груз донести другому помоги.

Знай, если будешь немощью объят,
Тебе поможет в трудный час собрат.

О, виночерпий, наполняй бокал,
Налей вина, чтоб дух мой воссиял.

Блаженный ток в крови моей бурлит,
Лаская душу, сердце обновит.

Начало повести


Сказитель, перед тем как начинать,
Стал жемчуг слов сверлить и подбирать.

Жил некогда в Аравии один
Великий муж, арабов властелин.

Стараньем шейха амиритов край
Поистине расцвел, как божий рай.

Земля, его дыханьем вспоена,
Была благоуханнее вина.

Муж доблестный всем обликом своим
Ни с кем другим на свете несравним.

Он украшал Арабский халифат
И, как Гарун Аджамский, был богат.

Как в скорлупе таящийся орех
Судьбою огражден от бедствий всех.

Но милостью других не обделя,
Сам был свечой, лишенной фитиля.

Он жаждал сына, так ракушка ждет,
Что в ней волшебный жемчуг расцветет.

Так хлебный колос клонится пустой
Без полновесной силы золотой.

Шейх тщетно уповал, что, сжалясь, рок
Дозволит древу новый дать росток:

У кипариса на закате дней
Побег взрастет из свившихся корней.

И на лугу фазан в палящий день
Под молодой листвой обрящет тень.

Счастливец тот, с кем рядом сын растет,
В потомках он бессмертье обретет.

Шейх к милосердью высшему взывал,
Дирхемы щедро нищим раздавал.

«Родись, мой месяц, мой желанный сын!»
Жасмин сажал он, но не рос жасмин.

В пустой ракушке силился опять
Жемчужную он завязь отыскать.

Не знал он, тщетно вознося мольбу,
Что слезной просьбой искушал судьбу.

Не ведал он, печалью угнетен,
Что в ожиданье каждом свой резон,

Что связано все тесно на земле,
И смысл особый есть в добре и зле.

Что если кем-то был отыскан клад,
То лучше не найти его в сто крат!

И в списке дел, что будут на пути,
Иные лучше вовсе обойти.

Ведь счастья не находят люди те,
Что пребывают в вечной суете.

Ключ к тайне ищут, к той, что на замке,
Не ведая, что ключ у них в руке.

Шейх, чтоб родился столь желанный сын,
В глубинных копях свой искал рубин.

Моленьям слезным внял благой творец
И первенца послал он наконец.

На розовый бутон похож сынок.
Не роза, нет! – манящий огонек.

Жемчужинка блестящая. При нем
Сменилась ночь неугасимым днем.

Весть разошлась по всем концам страны,
Отец сорвал замок своей казны.

Он роздал все. Так роза наземь в срок
За лепестком роняет лепесток.

Чтобы недугов мальчик не знавал,
Он добрую кормилицу призвал.

Не мать, а время нянчилось с сынком
И благостным поило молоком.

Был молока священного глоток
Как преданности будущей залог.

Та пища, что вкушал он, с каждым днем
Любовь и стойкость укрепляли в нем.

Индиго, окропившее чело,
Восторженные чувства в нем зажгло.

И, проливаясь, капли молока
Росой казались в венчике цветка.

Кто глянет в колыбель – произнесет:
«Соединились молоко и мед!»

Сиял младенец в люльке вырезной,
Покоясь двухнедельною луной.

«Талант любви ребенку богом дан!»
И наречен был Кейсом мальчуган.

Год миновал, и убедились все,
Что мальчику в пленительной красе

Сама любовь, благословляя в путь,
Вложила перл в младенческую грудь.

До трех годков, играя и шутя,
Резвясь в садах любви, росло дитя,

В семь лет кудрявый, прелестью живой,
Тюльпан напоминал он огневой.

А в десять лет – твердили все уста,
Что легендарной стала красота.

При виде лучезарного лица
Молились все о здравии юнца.

Родитель, восхищен и умилен…
Был в школу мальчик им определен.

Наставник мудрый отыскался в срок,
Наук обширных истинный знаток.

Он с лаской обучал, как истый друг,
Способнейших детей пытливый круг.

Желал учитель, чтобы каждый мог
Добра и прилежанья взять урок.

В те времена, преданье говорит,
Для девочек был в школу путь открыт.

Из разных мест, стекаясь в знанья храм,
Совместно дети обучались там.

Талантов кладезь, несравненный лал,
Кейс знаний суть мгновенно постигал.

С ним вместе обучалась в школе той,
Жемчужной ослепляя красотой,

Дочь племени соседнего одна.
Была она прелестна и умна,

Нарядней куклы и луны светлей,
И кипариса тонкого стройней,

Мгновенный взгляд, скользящий взгляд ее
Был, как стрелы разящей острие.

Газель с невинной робостью в глазах
Властителей земли ввергала в прах,

Арабская луна красой лица
Аджамских тюрков ранила сердца.

В кудрях полночных лик ее сиял,
Казалось – ворон в когти светоч взял.

Медвяный ротик, сладость скрыта в нем,
Был чуть приметным оттенен пушком.

И эту восхитительную сласть,
Чтобы никто не смел ее украсть,

Отец Лейли и весь достойный клан
Оберегали словно талисман.

Той красоте волшебной надлежит
Шахбейтом стать в звучании касыд.

И капли слез, и проступивший пот
Поэт влюбленный жемчугом сочтет.

Не нужны ей румяна и сурьма, -
Была природа щедрою сама.

И родинка на бархате ланит
Сердца и восхищает, и пленит.

Не потому ль с любовью нарекли
Ее лучистым именем Лейли.

Кейс увидал и понял, что влюблен,
И был в ответ любовью награжден.

Мгновенным чувством он охвачен был,
И путь любви им предназначен был.

Им первая любовь, фиал налив,
Дала испить, сердца соединив.

О первая любовь, один глоток
Дурманной силой сваливает с ног.

Пригубив вместе розовый настой,
Они влюбленной сделались четой.

Любви вручив бестрепетно себя,
Кейс сердце отдал, душу погубя.

Но сколь любовь Лейли ни велика,
Была она застенчиво-робка.

Друзья вникали в трудный смысл наук,
Не размыкали любящие рук.

Друзья над арифметикой корпят,
Влюбленные словарь любви твердят.

Друзья уроки учат, как и встарь,
А у влюбленных свой теперь словарь.

Друзья зубрят глаголы день за днем,
Влюбленные воркуют о своем,

Отстав в науках, бросив все дела.
Любовь их вдохновляла и вела.

О том, как Лейли и Кейс полюбили друг друга


Когда очнется утренний восток,
Юсуфоликий царь приходит в срок.

И базилики ласковый рассвет
В лимонно-золотой окрасит цвет,

Лейли играла с солнцем, как дитя,
Лучами подбородок золотя.

Сдержать восторга люди не могли,
Взглянув, как солнцевеет лик Лейли.

Так сонм к Зулейхе приглашенных жен
Красой Юсуфа был заворожен,

Что восхитясь при виде красоты,
Забыв лимон, порезали персты.

Могуществом любви ошеломлен,
Кейс пожелтел, стал желтым, как лимон.

И круг друзей, кого ни назови,
Сиянье озаряло их любви.

Пришла пора, и в этом нет чудес,
Что вздох влюбленных достигал небес.

Любовь, души опустошая дом,
Обрушилась на них двойным клинком.

Сердца похитив, унесла покой,
Наполнив грудь смутительной тоской.

Сначала шепотком, а после вслух
Преследовать влюбленных начал слух.

С их робкой тайны сорван был покров.
Секрет стал притчей улиц и дворов.

О чуде чистом, как святой аят,
С осудою насмешливой твердят.

Лейли молчала, Кейс был тоже нем,
Но тайна их известна стала всем.

Так спрятанного мускуса зерно
Сладчайший запах выдаст все равно,

Так предрассветный дерзкий ветерок
Чадры приподымает уголок.

Пусть каждый, сокровенно терпелив.
Любви смятенно сдерживал порыв,

Но долго ль можно им любить тайком?
Не скроешь солнца свет под колпаком.

Когда томленьем преисполнен взгляд,
В уединенье тайну не хранят.

Ведь сердце Кейса локоны Лейли
Как шелковые цепи оплели.

Рассудок приказал скрывать порыв,
Но взор безмолвный был красноречив.

Не в силах колдовство преодолеть,
Кейс угодил в расставленную сеть.

Став пленником любви, попав в силки,
Не находя спасенья от тоски,

Одной любимой он принадлежал
И без нее не жил и не дышал.

Так скачет конь у бездны на краю,
Погибель не предчувствуя свою.

И Кейса те, чей немощен скакун,
Теперь с усмешкой стали звать: «Меджнун!»

Меджнун – безумец! Взор его блуждал
И прозвище невольно подтверждал.

Людским судом любовь осуждена,
И от Меджнуна спрятана луна.

От кривотолков, что кругом росли,
Как загнанная лань была Лейли.

Жизнь для нее теперь не дорога, -
Из глаз точились слезы-жемчуга.

Меджнун, кляня несправедливый рок,
С ресницы каждой слезный лил поток.

На улицах и где базар бурлил,
Он с болью в сердце средь людей бродил.

Слагая песни дивные свои,
Газели о мучительной любви,

Он шел и пел, а вслед кричал народ:
«Глядите все, безумный, сумасброд!»

Пословица гласит недаром так:
«Держи узду, не то сбежит ишак!»

И слыша поношения кругом,
И вправду помутился Кейс умом.

Страдая, безысходностью объят,
Разъял на части сердце, как гранат.

От всех скрывал он тайну в глубине,
Что делать с сердцем, если грудь в огне?

Тот беспощадный огненный язык,
Сжигая сердце, в мозг его проник.

Он в горе, но любимой рядом нет,
Тоскующим он ищет взглядом – нет!

Днем мечется везде, не спит в ночи,
Подобьем став истаявшей свечи.

Где для души лекарство обрести?
Одна Лейли могла его спасти.

Надежды нет, жесток его удел,
Через порог он перейти не смел.

Чуть тронет небо утренняя синь,
Босой он убегал в пески пустынь.

Лейли скрывают, видеть не велят,
Вдохнуть не дозволяют аромат.

И он к ее шатру тайком спешит,
Ночь оглашая пением касыд,

Чтоб замкнутую дверь облобызать
И до рассвета воротиться вспять.

Туда стремясь, как ветер буревой,
Путем обратным брел едва живой.

Туда летел, как будто стал крылат,
Обратно по колючкам шел назад.

Туда он несся, как поток весной,
Обратно полз скалистой крутизной.

Ступни изранив, страстью одержим,
Туда он мчался, словно конь под ним.

Как будто ветер знойный гнал туда,
Где прядала прозрачная вода.

Когда б не злая власть судьбы самой,
Вовек не возвратился бы домой!


Об авторе - поэте Низами Гянджеви - краткая биография Низами - факты жизни и творчества:
Лучший романтический азербайджанский поэт Абу Мухаммед Ильяс ибн Юсуф Низами Гянджеви родился около 1141 года в Гяндже, в семье преуспевающего ремесленника. Образование получил в медресе Гянджы. В молодости писал лирические стихи. Безвыездно жил в родной Гяндже. Около 1173 году женился на тюркской рабыне Афак (Аппак), которую ему подарил правитель Дербента Сейфаддин Музаффар в знак признания таланта Низами и которую поэт воспел в своих стихах. Был близок ко двору атабеков - феодальных правителей Азербайджана, но от предложений стать придворным поэтом отказывался, довольствуясь небольшими пособиями, которые ему назначали сильные мира сего за посвященные им поэмы. Основные сочинения Низами - поэмы "Сокровищница тайн" (написана между 1173 и 1180), "Хосров и Ширин" (1181), "Лейли и Меджнун" (1188), "Семь красавиц" (1197) и "Искандар-наме" (в ее составе - "Книга Славы" и "Книга Счастья"; около 1203) - после его смерти были воссоединены под общим названием "Хамсе" ("Пятерица"). Сохранилась также часть лирического "Дивана" поэта: 6 касыд, 116 газелей, 2 кыт"а и 30 рубаи. "Хамсе" оказала огромное влияние на развитие многих восточных литератур, на поэтов едва ли не всех народов Ближнего и Среднего Востока. Известны десятки поэтических "ответов" и подражаний поэмам Низами, создававшихся начиная с XIII века, в том числе - Амиром Хосровом Алишером Навои, Джами. Поэмы Низами отличают своеобразная композиция, сюжетное построение, обрисовка характеров, образный язык и особенно благородные гуманистические идеи.

Низами Гянджеви
ЛЕЙЛИ И МЕДЖНУН

Причина сочинения книги


Купить бактерицидные облучатели для дома купить бактерицидную лампу для дома .
Однажды, благоденствием объят,

Я наслаждался, словно Кай-Кубад.

«Не хмурься, — думал, — брови распрями,

Перечитай „Диван“ свой, Низами».

Зерцало жизни было предо мной!

И будто ветер ласковой волной

Волос коснулся, возвестив рассвет,

Благоуханных роз даря букет.

Я — мотылек, светильник мной зажжен;

Я — соловей, — сад словно опьянен,

Услышав трели, что слагал певец,

Слов драгоценных я раскрыл ларец.

Калам свой жемчугами отточа,

Я стал велеречивей турача.

Я полагал: «Твори, настал твой час —

Судьба благоприятствует сейчас.

Доколе проводить впустую дни?

Кончай с бездельем, вкруг себя взгляни!

Верши добро и вкусишь от щедрот!

Кто в праздности живет — никчемен тот».

Бродягу-пса удача обошла,

И не заслужит пустобрех мосла.

Мир — это саз, коль жить с ним хочешь в лад,

Настрой его на свой, особый лад.

Тот гордо дышит воздухом родным,

Кто, словно воздух, всем необходим.

Подобием зерцала надо стать.

Чтоб сущий мир правдиво отражать.

Коль ты противоречишь всем вокруг,

То издает твой саз фальшивый звук.

«О, если б муж, причастный к сонму сил,

Заказ достойный мне сейчас вручил!»

Так о работе я мечтал, когда

Явилась вдруг желанная звезда.

«Трудись, счастливец, позабудь про сон

И будешь ты судьбой вознагражден!»

И совершилось чудо наконец —

Посланье шаха мне вручил гонец.

Я с наслажденьем вчитываться смог

В пятнадцать дивных, несравненных строк.

Светились буквы, разгоняя мрак,

Как драгоценный камень шаб-чираг.

«Властитель слов, кудесник, Низами,

Раб дружбы верной, наш привет прими.

Вдыхая воздух утренней зари,

Пером волшебным диво сотвори.

Найди проникновенные слова,

Достигни совершенства мастерства.

Любовь Меджнуна славится в веках,

Воспой ее в возвышенных стихах.

Так опиши невинную Лейли,

Чтоб жемчугами строки расцвели.

Чтоб прочитав, я молвил: „Мой певец

И впрямь усладу создал для сердец.

Любовь возвел на высший пьедестал

И кистью живописца расписал“.

Шахиней песен повесть стать должна,

И слов казну растрачивай сполна.

У персов и арабов можешь ты

Убранство взять для юной красоты.

Ты знаешь сам, двустиший я знаток,

Подмену замечаю в тот же срок.

Подделкою себя не обесславь,

Чистейшее нам золото поставь.

И не забудь: для шахского венца

Ты отбираешь перлы из ларца.

Мы во дворце не терпим тюркский дух,

И тюркские слова нам режут слух.

Песнь для того, кто родом знаменит,

Слагать высоким слогом надлежит!»

Я помертвел, — выходит, что судьба

Кольцо мне вдела шахского раба!

Нет смелости, чтоб отписать отказ,

Глаз притупился, слов иссяк запас.

Пропал задор, погас душевный жар, —

Я слаб здоровьем и годами стар.

Чтоб получить поддержку и совет,

Наперсника и друга рядом нет.

Тут Мухаммед, возлюбленный мой сын, —

Души моей и сердца властелин,

Скользнув в покой как тень, бесшумно-тих,

Взяв бережно письмо из рук моих,

Проговорил, припав к моим стопам:

«Внимают небеса твоим стихам.

Ты, кто воспел Хосрова и Ширин,

Людских сердец и мыслей властелин,

Прислушаться ко мне благоволи,

Восславь любовь Меджнуна и Лейли.

Два перла в паре — краше, чем один,

Прекрасней рядом с павою павлин.

Шах просит сочинить тебя дастан,

Царю Иран подвластен и Ширван,

Ценителем словесности слывет,

Искусства благодетель и оплот.

Коль требует, ему не откажи,

Вот твой калам, садись, отец, пиши!»

На речи сына я ответил так:

«Твой ум остер и как зерцало зрак!

Как поступить? Хоть замыслов полно,

Но на душе и смутно и темно.

Предписан мне заране узкий путь,

С него мне не дозволено свернуть.

Ристалище таланта — тот простор,

Где конь мечты летит во весь опор.

Сказанье это — притча давних дней —

Веселость мысли несовместна с ней.

Веселье — принадлежность легких слов,

А смысл легенды важен и суров.

Безумья цепи сковывают ум,

От звона их становишься угрюм.

Зачем же направлять мне скакуна

В края, где неизведанность одна?

Там ни цветов, ни праздничных утех,

Вино не льется и не слышен смех.

Ущелья гор, горючие пески

Впитали песни горестной тоски.

Доколе наполнять печалью стих?

Песнь жаждет слов затейливо-живых.

Легенды той, грустней которой нет,

Поэты не касались с давних лет.

Знал сочинитель, смелость в ком была,

Что изломает, приступив, крыла.

Но повелел писать мне Ширваншах,

И в честь его дерзну в своих стихах,

Не жалуясь на замкнутый простор,

Творить, как не случалось до сих пор.

Чтоб шах сказал: „Воистину слуга

Передо мной рассыпал жемчуга!“

Чтоб мой читатель, коль не мертвый он,

Забыв про все, стал пламенно влюблен».

И если я поэзии халиф,

Наследник, настоянье проявив,

На уговоры тратил много сил,

Чтоб я ларец заветный приоткрыл.

«Любви моей единственный дастан, —

Промолвил сын, — души моей тюльпан,

Стихи тобою тоже рождены,

И братьями моими стать должны.

Они — созданья духа твоего,

Рождай, пиши, являя мастерство.

Сказ о любви, и сладость в нем и боль,

Он людям нужен, как для пищи соль.

Мысль — это вертел, а слова — шашлык,

Их нанизав, напишешь книгу книг.

Вертеть шампур ты должен над огнем,

Чтоб усладить едою всех потом.

Легенда, как девичий нежный лик,

Который к украшеньям не привык.

Но, чтоб невеста восхищала взор,

Одень ее в сверкающий убор.

Она — душа, природный тот кристалл,

Который ювелир не шлифовал.

Дыханием легенду оживи,

Воспой в стихах величие любви.

Твори, отец! А я склонюсь в мольбе,

Чтоб вдохновенье бог послал тебе!»

Реченья сына — глас самих судеб!

Совету внемля, сердцем я окреп.

В бездонных копях, в самой глубине

Стал эликсир искать, потребный мне.

В поэзии быть кратким надлежит,

Путь длительный опасности таит.

Размер короткий, мысли вольно в нем,

Как скакуну на пастбище степном.

В нем мерный бег морских раздольных волн,

Движением и легкостью он полн.

Размером тем писалось много книг —

Никто в нем совершенства не достиг.

И водолаз доселе ни один

Перл не достал из плещущих глубин.

Бейт должен быть с жемчужиною схож,

В двустишиях изъяна не найдешь.

Я клад искал, трудна моя стезя,

Но отступиться в поисках нельзя.

Я вопрошал — ответ мой в сердце был,

Копал я землю — вмиг источник бил.

Сокровищем ума, как из ларца,

Я одарил поэму до конца.

Создать в четыре месяца я смог

Четыре тыщи бейтов, звучных строк.

Коль не было б докучных мелочей,

Сложил бы их в четырнадцать ночей.

Да будет благодатью взыскан тот,

Кто благосклонно встретит этот плод.

О, если б расцвести она смогла б,

Как «си», «фи», «дал», когда придет раджаб!

Пятьсот восемьдесят четвертый год

Поэмы завершенье принесет.

Закончен труд, я отдых заслужил,

На паланкин поэму возложил.

К ней доступ я закрою на запор,

Пока мой шах не вынес приговор.


* * *
Вы читали часть из текста книги "Лейли и Меджнун" (поэма): автора Низами Гянджеви - азербайджанского поэта (в перевод на русский - Т.Стрешнева)
(продолжение поэмы - содержание - слева)
Абу Мухаммед Ильяс ибн Юсуф Низами Гянджеви - восточный поэт, родился около 1141 года в Гяндже, в семье ремесленника. Образование получил в медресе Гянджы. В молодости писал лирические стихи. Около 1173 году Низами женился на тюркской рабыне Афак (Аппак), которую поэт воспел в своих стихах. Основные сочинения Низами - поэмы "Сокровищница тайн" (написана между 1173 и 1180), "Хосров и Ширин" (1181), "Лейли и Меджнун" (1188), "Семь красавиц" (1197) и "Искандар-наме" (в ее составе - "Книга Славы" и "Книга Счастья"; около 1203) - после его смерти были воссоединены под общим названием "Хамсе" ("Пятерица"). Сохранилась также часть лирического "Дивана" поэта: 6 касыд, 116 газелей, 2 кыт"а и 30 рубаи. "Хамсе" оказала огромное влияние на развитие многих восточных литератур, на поэтов едва ли не всех народов Ближнего и Среднего Востока. Поэмы Низами отличают своеобразная композиция, сюжетное построение, образный язык и благородные гуманистические идеи.

Спасибо за чтение.

......................................
Copyright: Низами - Лейли и Меджнун

В Аравии живёт удачливый, гостеприимный, щедрый к беднякам властитель племени Амир. Он «славен, словно халиф», но подобен «свече без света», ибо лишён потомства. Наконец Аллах внял его молитвам и одарил прекрасным сыном. Младенец доверен кормилице, а время вливает в растущего ребёнка «молоко нежности». Кейс - так назвали мальчика, что значит по-арабски «Мерило таланта», преуспевает в учении. Вместе с мальчиками учатся несколько девочек. Одна из них рано прославилась умом, душевной чистотой, редкостной красотой. Локоны её, словно ночь, а имя - Лейли («Ночь»). Кейс, «похитив её сердце, погубил свою душу». Любовь детей взаимна. Соученики учат арифметику, влюблённые тем временем сочиняют словарь любви. Любовь нельзя утаить. Кейс изнемогает от любви, а те, кто на её дороге не споткнулся, прозвали его Меджнуном - «Безумцем». Страшась пересудов, родные скрыли Лейли от Меджнуна. Рыдая, он бродит по улицам и по базару. Стеная, поёт сложенные им песни. А ему вслед все кричат: «Безумец! Безумец!» С утра Меджнун уходит в пустыню, а ночью тайно пробирается к дому любимой, чтобы поцеловать запертую дверь. Однажды с несколькими верными друзьями Меджнун приходит к шатру любимой. Лейли снимает покрывало, открывая лицо. Меджнун жалуется ей на злую судьбу. От страха перед кознями соперников они глядят друг на друга отчуждённо и не знают, что рок вскоре лишит их даже этого единственного взгляда.

Посоветовавшись со старейшинами племени, отец Меджнуна решил «украшение иноплеменников выкупить ценою сотни украшений». Во главе пышного каравана он торжественно едет к племени Лейли - сватать красавицу за своего сына. Но отец Лейли отвергает сватовство: Кейс знатен родом, но безумен, брак с безумцем не сулит добра. Родные и близкие увещевают Меджнуна, предлагают ему сотни прекрасных и богатых невест взамен Лейли. Но Меджнун бросает родной дом и в рубище с криком «Лейли! Лейли!» бежит по улицам, скитается в горах и в песках пустыни. Спасая сына, отец берет его с собою в хадж, надеясь, что поклонение Каабе поможет в беде, однако Меджнун молится не о своём исцелении, но лишь о счастье Лейли. Его болезнь неизлечима.

Племя Лейли, возмущённое пересудами кочевников, «суесловием», от которого красавица «словно в жару», ожесточилось. Военный вождь племени обнажает меч. Смерть грозит Меджнуну. Отец ищет его в пустыне, чтобы спасти, и находит в каких-то развалинах - больного, одержимого злым духом. Он уводит Меджнуна домой, но безумец совершает побег, устремляясь лишь к желанному Неджду, родине Лейли, В пути он слагает новые газели.

Между тем Лейли в отчаянии. Незаметно для домашних, она взбирается на крышу дома и весь день смотрит на дорогу, надеясь, что придёт Меджнун. Прохожие приветствуют её стихами любимого. На стихи она отвечает стихами, словно бы «жасмин посылает весть кипарису». Однажды, гуляя по цветущему саду, Лейли слышит чей-то голос, поющий новую газель: «Меджнун страдает, а Лейли... В каком весеннем саду она гуляет?» Подруга, потрясённая рыданиями Лейли, обо всем рассказывает её матери. Пытаясь спасти дочь, родители Лейли благожелательно принимают сватовство богатого юноши Ибн-Салама.

О горестях Меджнуна узнал и преисполнился состраданием к нему могущественный Науфал. Он пригласил несчастного странника к себе, обласкал, предложил помощь. Меджнун обещает взять себя в руки и терпеливо ждать. Он весел, пьёт вино с новым другом и слывёт мудрейшим в собрании мудрецов. Но текут дни, терпение иссякает, и Меджнун говорит Науфалу, что если он не увидится с Лейли, то расстанется с жизнью. Тогда Науфал ведёт отборное войско в бой и требует Лейли у её племени, но одержать победу в кровопролитной битве ему не удалось. Не в силах слышать сетований упавшего духом Меджнуна, Науфал вновь собирает рать и наконец побеждает. Однако и теперь отец Лейли готов предпочесть даже своё рабство и смерть дочери её браку с сумасшедшим. И приближённые Науфала вынуждены согласиться со стариком. Науфал в печали уводит своё войско. Утративший надежду Меджнун исчезает. Он долго бродит в песках пустыни, наконец попадает к нищей старухе, которая водит его на верёвке и собирает милостыню. В состоянии полного безумия Меджнун добирается до родных мест Лейли. Здесь родные нашли его и, к великому своему отчаянию, убедились в том, что им «забыты и жилища и развалины», все стёрлось в памяти, кроме имени Лейли.

С огромным выкупом, с редкостными дарами из Византии, Китая и Таифа, к отцу Лейли является посланец Ибн-Салама. Сыграли свадьбу, и Ибн-Салам увёз Лейли в свой дом. Но когда счастливец попытался прикоснуться к новобрачной, получил пощёчину. Лейли готова убить нелюбимого мужа и умереть. Влюблённый Ибн-Салам соглашается ограничиться «лицезрением её». Меджнун узнает о замужестве Лейли, вестник рассказывает ему также о печали и целомудрии Лейли. Меджнун в смятении. Отец несчастного мечтает найти лекарство, которое исцелило бы сына. Вглядываясь в лицо пришедшего к нему старца, Меджнун не узнает родного отца. Ведь забывший себя не сможет вспомнить других. Отец называет себя, плачет вместе с сыном и призывает его к мужеству и благоразумию, но Меджнун не внемлет ему. Отчаявшийся отец горестно прощается с обречённым безумцем. Вскоре Меджнун узнает о смерти отца от встречного, напомнившего, что «и кроме Лейли, есть близкие». День и ночь Меджнун плачет на могиле и просит прощения у «звезды, даровавшей свет». Отныне его друзьями стали дикие звери пустыни. Словно пастух со стадом, Меджнун шествует в толпе хищников и делит с ними приношения любопытных. Он шлёт свои мольбы к небесам, к чертогу Всевышнего, молится звёздам. Вдруг он получает письмо от Лейли. Красавица вручила своё послание вестнику с горькими словами: «Я безумней тысячи Меджнунов». Меджнун читает послание, в котором Лейли говорит о своей жалости к мучающемуся из-за неё товарищу детских игр, заверяет в своей верности, целомудрии, оплакивает отца Меджнуна, как своего, призывает к терпению. Лейли пишет: «Не печалься, что у тебя нет друзей, разве я тебе не друг?» Торопясь, Меджнун пишет ответное письмо. Взглянула Лейли на послание Меджнуна и оросила его слезами. В письме теснятся слова любви и нетерпения, упрёки и зависть к счастливцу Ибн-Саламу, который хотя бы видит лицо Лейли. «Бальзам не исцелит моей раны, - пишет Меджнун, - но, если ты здорова, нет печали».

Меджнуна в пустыне навещает его дядя Селим Амирит. Страшась обступивших племянника зверей, приветствует его издали. Он принёс Меджнуну одежду и яства, но и халва и печенье достаются зверям. Сам Меджнун питается только травами. Селим стремится угодить Меджнуну, рассказывает притчу, в которой восхваляется такой же отшельник. Обрадованный пониманием, Меджнун просит рассказать о делах друзей, справляется о здоровье матери: «Как живёт та птица со сломанными крыльями?.. Я жажду видеть её благородное лицо». Чувствуя, что добровольный изгнанник любит мать, Селим приводит её к Меджнуну. Но и слёзные жалобы матери, перевязавшей раны сына и вымывшей ему голову, бессильны. «Оставь меня с моими горестями!» - восклицает Меджнун и, упав, целует прах у ног матери. С плачем мать вернулась домой и простилась с бренным миром. Эту скорбную весть приносит ему сокрушённый Селим. Меджнун зарыдал, как струны чанга, и упал наземь, как стекло на камень. Он плачет на могилах родителей, близкие приводят его в чувство, пытаются задержать его в родном краю, но Меджнун со стонами убегает в горы. Жизнь, даже если бы она длилась тысячу лет, кажется ему мгновением, ведь «основа её - гибель».

Словно змеиный хвост, тянется за Лейли вереница бедствий. Муж стережёт её и оплакивает свою участь. Старается приласкать Лейли, угодить ей, но она сурова и холодна. Старец, пришедший в дом, рассказывает о судьбе того, кто «кричит, словно глашатай, и бродит по оазисам», призывая любимую. Кипарисовый стан Лейли от её рыданий стал «тростником». Отдав старцу свои жемчужные серьги, она посылает его за Меджнуном.

Странник лежит у подножия горы, его обступили звери, охраняя, словно сокровище. Увидев старца ещё издали, Меджнун устремился к нему, «словно ребёнок к молоку». Наконец ему обещано свидание в пальмовой роще. «Как может убежать жаждущий от Евфрата? Как может ветер бороться с амброй?» Меджнун сидит под пальмой в условленном месте и ждёт Лейли. Лейли, сопровождаемая старцем, идёт, но останавливается в десяти шагах от любимого. Она не любит мужа, но неспособна на измену. Просит Меджнуна почитать стихи, Меджнун запел для Лейли. Поёт о том, что она кажется ему миражом, родником, который лишь грезится путнику, измученному жаждой. Уже нет веры в земное счастье... Вновь Меджнун устремляется в пустыню, а мрачная Лейли возвращается в свой шатёр. Песни о несчастной любви Меджнуна услышал изведавший возвышенное чувство благородный юноша Салам Багдадский. Салам находит Меджнуна и предлагает ему своё служение. Он жаждет услышать песни Меджнуна и просит считать себя одним из приручённых зверей. Ласково приветствуя Салама, Меджнун старается образумить его. Уставший от самого себя ни с кем не уживётся, кроме зверей. Салам молит не отвергать его помощи. Меджнун снисходит к мольбам, но не в силах принять изысканное угощение. Салам утешает Меджнуна. Ведь он и сам пережил подобное чувство, но перегорел; «Когда проходит молодость, огненная печь остывает». Меджнун в ответ называет себя царём царей любви. Любовь - смысл всей его жизни, она необорима, Собеседник пристыжённо умолкает. Несколько дней новые друзья странствуют вместе, но Салам не может жить без сна и хлеба, и вот он прощается с Меджнуном, отправляется в Багдад, «нагрузив память множеством касид».

Лейли подобна кладу, который стережёт змей. Она притворно весела с Ибн-Саламом, но рыдает в одиночестве и, обессилев, падает наземь.

Ибн-Салам заболел. Лекарь восстановил его силы, но Ибн-Салам не слушает советов целителя. Тело, изнурённое «первой болезнью, вторая болезнь передала ветру». Душа Ибн-Салама «избавилась от мирских мучений».

Опечаленная Лейли оплакивает его, хотя и обрела желанную свободу. Но, горюя об ушедшем, в душе она вспоминает любимого. По обычаю арабов Лейли осталась одна в своём шатре, ведь теперь она должна два года сидеть дома, не показывая лица никому. Она избавилась от докучных посетителей, и, увы, теперь у неё есть законный повод для рыданий. Но оплакивает Лейли иное горе - разлуку с любимым. Она молится: «Господи, соедини меня с моим светочем, от огня страданий которого я сгораю!»

В дни листопада с листьев стекают кровавые капли, «лицо сада» желтеет. Лейли заболела. Словно бы с высокого престола упала «в колодец недуга». Она в одиночестве «наглоталась горя» и теперь готова расстаться с душой. Лейли знает одно: Меджнун придёт к её могиле. Прощаясь с матерью, умирающая оставляет Меджнуна на её попечение.

Слезы Меджнуна над могилой Лейли неиссякаемы, словно бы ливень хлынул из тёмных туч. Он кружится в безумной пляске и слагает стихи о вечной разлуке, Но «скоро, скоро, скоро» Аллах соединит его с ушедшей. Ещё только два или три дня прожил Меджнун так, что «смерть лучше той жизни». Он умирает, обнимая могилу возлюбленной. Его истлевшие кости долго охраняют верные волки, Племя Меджнуна узнает о его кончине. Оплакав страдальцев, арабы хоронят его рядом с Лейли и разбивают цветник вокруг могил. Сюда приходят влюблённые, здесь страждущие исцеляются от недугов и печалей.

Пересказал

В Аравии живет удачливый, гостеприимный, щедрый к беднякам властитель племени Амир. Он «славен, словно халиф», но подобен «свече без света», ибо лишен потомства. Наконец Аллах внял его молитвам и одарил прекрасным сыном. Младенец доверен кормилице, а время вливает в растущего ребенка «молоко нежности». Кейс - так назвали мальчика, что значит по-арабски «Мерило таланта», преуспевает в учении. Вместе с мальчиками учатся несколько девочек. Одна из них рано прославилась умом, душевной чистотой, редкостной красотой. Локоны её, словно ночь, а имя - Лейли («Ночь»). Кейс, «похитив её сердце, погубил свою душу». Любовь детей взаимна. Соученики учат арифметику, влюбленные тем временем сочиняют словарь любви. Любовь нельзя утаить. Кейс изнемогает от любви, а те, кто на её дороге не споткнулся, прозвали его Меджнуном - «Безумцем». Страшась пересудов, родные скрыли Лейли от Меджнуна. Рыдая, он бродит по улицам и по базару. Стеная, поет сложенные им песни. А ему вслед все кричат: «Безумец! Безумец!» С утра Меджнун уходит в пустыню, а ночью тайно пробирается к дому любимой, чтобы поцеловать запертую дверь. Однажды с несколькими верными друзьями Меджнун приходит к шатру любимой. Лейли снимает покрывало, открывая лицо. Меджнун жалуется ей на злую судьбу. От страха перед кознями соперников они глядят друг на друга отчужденно и не знают, что рок вскоре лишит их даже этого единственного взгляда.

Посоветовавшись со старейшинами племени, отец Меджнуна решил «украшение иноплеменников выкупить ценою сотни украшений». Во главе пышного каравана он торжественно едет к племени Лейли - сватать красавицу за своего сына. Но отец Лейли отвергает сватовство: Кейс знатен родом, но безумен, брак с безумцем не сулит добра. Родные и близкие увещевают Меджнуна, предлагают ему сотни прекрасных и богатых невест взамен Лейли. Но Меджнун бросает родной дом и в рубище с криком «Лейли! Лейли!» бежит по улицам, скитается в горах и в песках пустыни. Спасая сына, отец берет его с собою в хадж, надеясь, что поклонение Каабе поможет в беде, однако Меджнун молится не о своем исцелении, но лишь о счастье Лейли. Его болезнь неизлечима.

Племя Лейли, возмущенное пересудами кочевников, «суесловием», от которого красавица «словно в жару», ожесточилось. Военный вождь племени обнажает меч. Смерть грозит Меджнуну. Отец ищет его в пустыне, чтобы спасти, и находит в каких-то развалинах - больного, одержимого злым духом. Он уводит Меджнуна домой, но безумец совершает побег, устремляясь лишь к желанному Неджду, родине Лейли, В пути он слагает новые газели.

Между тем Лейли в отчаянии. Незаметно для домашних, она взбирается на крышу дома и весь день смотрит на дорогу, надеясь, что придет Меджнун. Прохожие приветствуют её стихами любимого. На стихи она отвечает стихами, словно бы «жасмин посылает весть кипарису». Однажды, гуляя по цветущему саду, Лейли слышит чей-то голос, поющий новую газель: «Меджнун страдает, а Лейли… В каком весеннем саду она гуляет?» Подруга, потрясенная рыданиями Лейли, обо всем рассказывает её матери. Пытаясь спасти дочь, родители Лейли благожелательно принимают сватовство богатого юноши Ибн-Салама.

О горестях Меджнуна узнал и преисполнился состраданием к нему могущественный Науфал. Он пригласил несчастного странника к себе, обласкал, предложил помощь. Меджнун обещает взять себя в руки и терпеливо ждать. Он весел, пьет вино с новым другом и слывет мудрейшим в собрании мудрецов. Но текут дни, терпение иссякает, и Меджнун говорит Науфалу, что если он не увидится с Лейли, то расстанется с жизнью. Тогда Науфал ведет отборное войско в бой и требует Лейли у её племени, но одержать победу в кровопролитной битве ему не удалось. Не в силах слышать сетований упавшего духом Меджнуна, Науфал вновь собирает рать и наконец побеждает. Однако и теперь отец Лейли готов предпочесть даже свое рабство и смерть дочери её браку с сумасшедшим. И приближенные Науфала вынуждены согласиться со стариком. Науфал в печали уводит свое войско. Утративший надежду Меджнун исчезает. Он долго бродит в песках пустыни, наконец попадает к нищей старухе, которая водит его на веревке и собирает милостыню. В состоянии полного безумия Меджнун добирается до родных мест Лейли. Здесь родные нашли его и, к великому своему отчаянию, убедились в том, что им «забыты и жилища и развалины», все стерлось в памяти, кроме имени Лейли.

С огромным выкупом, с редкостными дарами из Византии, Китая и Таифа, к отцу Лейли является посланец Ибн-Салама. Сыграли свадьбу, и Ибн-Салам увез Лейли в свой дом. Но когда счастливец попытался прикоснуться к новобрачной, получил пощечину. Лейли готова убить нелюбимого мужа и умереть. Влюбленный Ибн-Салам соглашается ограничиться «лицезрением её». Меджнун узнает о замужестве Лейли, вестник рассказывает ему также о печали и целомудрии Лейли. Меджнун в смятении. Отец несчастного мечтает найти лекарство, которое исцелило бы сына. Вглядываясь в лицо пришедшего к нему старца, Меджнун не узнает родного отца. Ведь забывший себя не сможет вспомнить других. Отец называет себя, плачет вместе с сыном и призывает его к мужеству и благоразумию, но Меджнун не внемлет ему. Отчаявшийся отец горестно прощается с обреченным безумцем. Вскоре Меджнун узнает о смерти отца от встречного, напомнившего, что «и кроме Лейли, есть близкие». День и ночь Меджнун плачет на могиле и просит прощения у «звезды, даровавшей свет». Отныне его друзьями стали дикие звери пустыни. Словно пастух со стадом, Меджнун шествует в толпе хищников и делит с ними приношения любопытных. Он шлет свои мольбы к небесам, к чертогу Всевышнего, молится звездам. Вдруг он получает письмо от Лейли. Красавица вручила свое послание вестнику с горькими словами: «Я безумней тысячи Меджнунов». Меджнун читает послание, в котором Лейли говорит о своей жалости к мучающемуся из-за нее товарищу детских игр, заверяет в своей верности, целомудрии, оплакивает отца Меджнуна, как своего, призывает к терпению. Лейли пишет: «Не печалься, что у тебя нет друзей, разве я тебе не друг?» Торопясь, Меджнун пишет ответное письмо. Взглянула Лейли на послание Меджнуна и оросила его слезами. В письме теснятся слова любви и нетерпения, упреки и зависть к счастливцу Ибн-Саламу, который хотя бы видит лицо Лейли. «Бальзам не исцелит моей раны, - пишет Меджнун, - но, если ты здорова, нет печали».

Меджнуна в пустыне навещает его дядя Селим Амирит. Страшась обступивших племянника зверей, приветствует его издали. Он принес Меджнуну одежду и яства, но и халва и печенье достаются зверям. Сам Меджнун питается только травами. Селим стремится угодить Меджнуну, рассказывает притчу, в которой восхваляется такой же отшельник. Обрадованный пониманием, Меджнун просит рассказать о делах друзей, справляется о здоровье матери: «Как живет та птица со сломанными крыльями?.. Я жажду видеть её благородное лицо». Чувствуя, что добровольный изгнанник любит мать, Селим приводит её к Меджнуну. Но и слезные жалобы матери, перевязавшей раны сына и вымывшей ему голову, бессильны. «Оставь меня с моими горестями!» - восклицает Меджнун и, упав, целует прах у ног матери. С плачем мать вернулась домой и простилась с бренным миром. Эту скорбную весть приносит ему сокрушенный Селим. Меджнун зарыдал, как струны чанга, и упал наземь, как стекло на камень. Он плачет на могилах родителей, близкие приводят его в чувство, пытаются задержать его в родном краю, но Меджнун со стонами убегает в горы. Жизнь, даже если бы она длилась тысячу лет, кажется ему мгновением, ведь «основа её - гибель».

Словно змеиный хвост, тянется за Лейли вереница бедствий. Муж стережет её и оплакивает свою участь. Старается приласкать Лейли, угодить ей, но она сурова и холодна. Старец, пришедший в дом, рассказывает о судьбе того, кто «кричит, словно глашатай, и бродит по оазисам», призывая любимую. Кипарисовый стан Лейли от её рыданий стал «тростником». Отдав старцу свои жемчужные серьги, она посылает его за Меджнуном.

Странник лежит у подножия горы, его обступили звери, охраняя, словно сокровище. Увидев старца ещё издали, Меджнун устремился к нему, «словно ребенок к молоку». Наконец ему обещано свидание в пальмовой роще. «Как может убежать жаждущий от Евфрата? Как может ветер бороться с амброй?» Меджнун сидит под пальмой в условленном месте и ждет Лейли. Лейли, сопровождаемая старцем, идет, но останавливается в десяти шагах от любимого. Она не любит мужа, но неспособна на измену. Просит Меджнуна почитать стихи, Меджнун запел для Лейли. Поет о том, что она кажется ему миражом, родником, который лишь грезится путнику, измученному жаждой. Уже нет веры в земное счастье… Вновь Меджнун устремляется в пустыню, а мрачная Лейли возвращается в свой шатер. Песни о несчастной любви Меджнуна услышал изведавший возвышенное чувство благородный юноша Салам Багдадский. Салам находит Меджнуна и предлагает ему свое служение. Он жаждет услышать песни Меджнуна и просит считать себя одним из прирученных зверей. Ласково приветствуя Салама, Меджнун старается образумить его. Уставший от самого себя ни с кем не уживется, кроме зверей. Салам молит не отвергать его помощи. Меджнун снисходит к мольбам, но не в силах принять изысканное угощение. Салам утешает Меджнуна. Ведь он и сам пережил подобное чувство, но перегорел; «Когда проходит молодость, огненная печь остывает». Меджнун в ответ называет себя царем царей любви. Любовь - смысл всей его жизни, она необорима, Собеседник пристыженно умолкает. Несколько дней новые друзья странствуют вместе, но Салам не может жить без сна и хлеба, и вот он прощается с Меджнуном, отправляется в Багдад, «нагрузив память множеством касид».

Лейли подобна кладу, который стережет змей. Она притворно весела с Ибн-Саламом, но рыдает в одиночестве и, обессилев, падает наземь.

Ибн-Салам заболел. Лекарь восстановил его силы, но Ибн-Салам не слушает советов целителя. Тело, изнуренное «первой болезнью, вторая болезнь передала ветру». Душа Ибн-Салама «избавилась от мирских мучений».

Опечаленная Лейли оплакивает его, хотя и обрела желанную свободу. Но, горюя об ушедшем, в душе она вспоминает любимого. По обычаю арабов Лейли осталась одна в своем шатре, ведь теперь она должна два года сидеть дома, не показывая лица никому. Она избавилась от докучных посетителей, и, увы, теперь у нее есть законный повод для рыданий. Но оплакивает Лейли иное горе - разлуку с любимым. Она молится: «Господи, соедини меня с моим светочем, от огня страданий которого я сгораю!»

В дни листопада с листьев стекают кровавые капли, «лицо сада» желтеет. Лейли заболела. Словно бы с высокого престола упала «в колодец недуга». Она в одиночестве «наглоталась горя» и теперь готова расстаться с душой. Лейли знает одно: Меджнун придет к её могиле. Прощаясь с матерью, умирающая оставляет Меджнуна на её попечение.

Слезы Меджнуна над могилой Лейли неиссякаемы, словно бы ливень хлынул из темных туч. Он кружится в безумной пляске и слагает стихи о вечной разлуке, Но «скоро, скоро, скоро» Аллах соединит его с ушедшей. Ещё только два или три дня прожил Меджнун так, что «смерть лучше той жизни». Он умирает, обнимая могилу возлюбленной. Его истлевшие кости долго охраняют верные волки, Племя Меджнуна узнает о его кончине. Оплакав страдальцев, арабы хоронят его рядом с Лейли и разбивают цветник вокруг могил. Сюда приходят влюбленные, здесь страждущие исцеляются от недугов и печалей.

Всем сегодня известна история трагической любви Ромео и Джульетты. Но далеко не все знают, что на Востоке есть свои герои, олицетворяющие собой любовь, преданность и верность. Это Лейла и Меджнун. Поэма об их бессмертной любви появилась гораздо раньше, чем трагедия.

Поэма о несчастных влюбленных была написана персидским поэтом Гянджеви в 12-м веке. Это третья из пяти поэм в цикле Пандж Гандж – «Пять драгоценностей», известных как “Пятерица”. Сюжет о Лейли и Меджнуне основан на полулегендарной истории из жизни бедуинского поэта 7-го века Кайса ибн аль-Мулаввы и его возлюбленной Лейли бинт Махди (или Лейли аль-Амирия).

Будучи детьми, они влюбляются друг в друга. Кайс словно сходит с ума от любви, поэтому ему дают прозвище «Меджнун», что означает «одержимый джинном» или «сумасшедший». Тоскуя по своей возлюбленной, он начинает сочинять стихи, посвященные Лейли. Кайс просит у ее отца разрешения жениться, но он отказывает ему, потому что не может выдать дочь замуж за человека, лишившегося рассудка. Отец выдает Лейли за богатого торговца из благородной семьи по имени Вард, что означает «роза», потому что он очень красив. Меджнун, узнав о том, что его любимая вышла замуж за другого, уходит скитаться в пустыню, а его родные теряют всякую надежду на его возвращение.

Низами Гянджеви / Источник: wikipedia.org

Эта история была известна еще до Низами. В 9-м столетии поэты Рудаки и Баба Тахер упоминали имена героев, а еще раньше в народе бытовали шутки о Меджнуне. Тем не менее, именно Низами Гянджеви принадлежит заслуга по популяризации этой вечной истории любви, которую более поздние персидские авторы брали как основную для других сюжетов.

У этой истории существует около 30 персидских и 13 турецких вариантов. По некоторым сведениям у нее – 59 адаптаций, по другим – тысячи. Эта история любви очень популярна в Индии. Однако, согласно индийской версии, возлюбленные перед смертью бежали в Раджастан (одна из индийских провинций – прим. Исламосфера). Якобы их могилы находятся в деревне Бинджор недалеко от Анупгара в районе Шри Ганганагар. Сотни молодоженов из Индии и Пакистана, несмотря на отсутствие удобств для ночлега, приезжают сюда на несколько дней. Своя версия любви есть в Азербайджане – поэмы “Лейли и Меджнун”, написанные в 16 веке Физули и Хагири Табризи. В одной из адаптированных версий Лейли и Меджнун были родом из враждующих семей. Они влюбились друг в друга во время учебы в школе, но семья Лейли устроила ее брак с другим человеком.

Предполагаемые гробницы Лейли и Меджнуна в местечке Бинджор в Индии /